Экран и сцена / Биография / Ее эпоха / Встречи / Народная любовь / Григорий Александров / Библиография / Персоналии

ЛЮБОВЬ ОРЛОВА - мегазвезда советского Голливуда

Наталья Кишиневская 2007-н.в.

Copyright © 2007 Sally Morgan

"И если правда, что человек жив, пока о нем помнят, то она была, есть и будет - наша Орлова!" (с) - народная артистка СССР Ия Саввина

Об Орловой говорят - КОЛЛЕГИ ПО ТЕАТРУ

Ирина КарташеваИРИНА КАРТАШЕВА,
актриса Театра им. Моссовета:
— Для нас она была настоящей звездой в полном смысле слова, из числа тех, далеких, зарубежных, о которых мы только читали в книжках, слушали по радио и смотрели в кино и по телевидению. Очаровательная женщина, очень элегантная. Интеллигентный, порядочный и добрый человек. В театре она никогда не вовлекалась ни в какие закулисные истории и интриги... Она была выше этого и стояла в стороне. Она была не то что высокомерной... Просто была для нас человеком другого мира. Она стояла все-таки немножко в стороне. Особняком.
Сначала она сыграла у нас в “Русском вопросе” Симонова. Потом ее долго не было видно, потом она стала Лиззи Маккей в пьесе Сартра. Кстати, мой муж, артист Михаил Погоржельский, играл с ней в “Лиззи Маккей” ее возлюбленного, и они были в очень хороших отношениях. Она очень нежно относилась к моему мужу.
Потом играла в “Сомов и другие” по Горькому. Затем в “Милом лжеце” и “Странной миссис Сэвидж”. Она очень хорошо играла Сэвидж — нежной, хрупкой, беззащитной.
С партнерами работала доброжелательно, точно придерживаясь рисунка роли. И если кто-то нарушал этот рисунок, она даже терялась. Но проблем с памятью у нее не было...
Орлова была очень коммуникабельной... Умела общаться. Мы смотрели раскрыв рот — как потрясающе она выглядит. Мы никогда не знали точно, сколько ей лет. Знали, что много. Но она была вечной женственностью — такой нашей Марлен Дитрих. И секретами своей молодости не делилась.
Очень любила хорошо одеться. Если видела красивую тряпочку, то всегда обращала внимание. Помню, у меня была модная стеганая юбка, — она, увидев ее, воскликнула: “Ой, Ирочка, пойдите сюда, покажите, что за прелесть!” Она была женщиной от и до. И ушла из театра, лишь когда заболела...

Ирина СоколоваИРИНА СОКОЛОВА,
актриса Театра им. Моссовета:
— Получилось так, что однажды, в 60-м году, Орлова не вернулась вовремя из Америки, и у нас отменили два спектакля “Лиззи Маккей”. А в то время были большие строгости в Управлении культуры. Три спектакля отменить не могли — надо было платить неустойку. И вот мне дали две репетиции, чтобы ввестись на роль Лиззи Маккей, французской проститутки. Почему мне? Потому что Ирина Сергеевна Вульф, которая ставила этот спектакль, разрешила мне присутствовать на всех репетициях. Она сказала: “Я не назначаю вас официально во втором составе, но сидите — может быть, когда-нибудь получится, что вы сыграете”. Так я сыграла Лиззи Маккей Сартра — сначала в филиале, а потом на большой сцене.
И вот возвращается из Америки Любовь Петровна. После спектакля я вошла в гримерную — там и лежал огромный букет цветов от нее с нежной трогательной запиской: “Спасибо большое, что вы выручили театр и меня...”
И мы с ней стали очень дружны, у нас завязались более близкие отношения. Когда она уезжала, всегда предупреждала: “Имейте в виду, Ирочка, я на той неделе уезжаю, и все спектакли в этом месяце ваши”.
А потом через много лет мы с ней встретились в спектакле “Странная миссис Сэвидж”. Тогда она была очень травмирована неприятностями в кино — на экран не пустили “Скворец и Лира”. Мы часто после спектакля возвращались с ней вместе домой — и я, и она жили на площади Пушкина. И она мне доверяла свои горести.
Все мы, актеры, очень полюбили ее, подружились. Никакой “звездной болезнью” она никогда не болела. А была настоящей звездой. Удивительно тонкий, чуткий человек... Часто после спектакля предлагала: “Давайте останемся, посидим, выпьем, поговорим...” Так и было — кто что принесет на стол, с тем и сидим ночью...
Никакой особенной диеты у нее не было. Она всегда говорила: “Господи, как я жалею, что не съела в свое время все пирожки, которые хотела съесть!” Она ведь себя все время берегла. И очень жалела об этом. И в последнее время ни в чем себя не ограничивала. У нас на столе ничего особенного не было — но она ела абсолютно все.
Она не говорила с нами о своих пластических операциях. Но мы все знали. И видели: это было сделано замечательно, с чувством меры, которое тогда у хирургов еще было.

Геннадий БортниковГЕННАДИЙ БОРТНИКОВ,
артист Театра им. Моссовета:
— С Любовью Петровной Орловой я познакомился еще школьником, когда пришел на спектакль “Лиззи Маккей” по знаменитой пьесе Жан-Поля Сартра. Там она играла главную роль, и для меня было совершенно поразительно, что Орлова играет роль проститутки. Кстати, в подлиннике у Сартра пьеса называлась “Респектабельная проститутка”. Зрители, как и я, были шокированы и с любопытством наблюдали за любимой актрисой и за похождениями ее героини. Меня поразило ее обаяние. И тогда же я получил от нее очень трогательный автограф на ее фотографии.
Не думал, что судьба нас сведет еще раз. Но так получилось, что, окончив мхатовское училище, я попал в Театр Моссовета. И Любовь Орлова в числе первых обратила на меня внимание. И вот у меня премьера в театре — она приходит и дарит мне, молодому парню, шикарную темно-пунцовую розу и поздравляет. Меня поразил ее демократизм, ее отношение к коллегам. И я тут же признался ей, что еще мальчишкой познакомился с ней и она дала мне автограф. Так завязалась наша дружба.
...У нее было особое отношение к Сталину, и она пользовалась своим обаянием, чтобы манкировать его приглашения. Редчайший случай, чтобы Орлову можно было увидеть в Кремлевском Дворце на приеме... Она не любила ходить “в люди”, не любила излишнего внимания к себе... Тем более что ее первый муж был репрессирован. Мне она говорила, что Сталин к ней относился “очень любезно”. Но мне рассказали... Когда она узнала, что он в мучениях ушел из жизни, то отреагировала очень жестко: “Это злая собака умерла”.
А я был для нее хулиганом — пользуясь старым знакомством. Она говорила: “Гена, мы с вами Рыжие. Мы развлекаем толпу на вечеринках”. Каждый раз, когда разгоралось веселье, мы выходили и танцевали с ней рок-н-ролл. Был случай на гастролях в Югославии. Мы пришли на правительственный прием. А начальство задерживалось. Столы накрыты для фуршета, звучит музыка. Мы с Орловой по полрюмочки коньяка хлопнули “для сугрева” и пошли развлекать толпу — стали вальсировать, подтанцовывать... И тут подошли охранники: “А вы не рано стали пить?” Тут я возмутился: “А вы знаете, с кем вы говорите? Это величайшая суперзвезда Любовь Орлова!” Они смутились, ушли. А потом наш посол похвалил: “Молодцы, выручили. А то все засохли бы, как мухи”...
Вместе с Любовью Петровной мы выходили на сцену только в спектакле “Концерт”, который поставил Завадский. Наши гримерные были рядом — она стучала: “Геночка, не пора ли нам идти?” Я выбегал, брал ее под ручку, и мы шли на сцену. Тут маленькая тайна... У Любови Петровны было страдание — болезнь вестибулярного аппарата. Ей было очень трудно пройти коридор по прямой линии. Я всегда провожал ее на сцену под ручку. На ходу мы обменивались какими-то репликами. Я доставлял ее за кулисы. Объявляли ее номер, она выходила.
И вот однажды мы почти уже дошли, и она вдруг говорит, что забыла свой текст. Я судорожно начинаю вспоминать... Тоже не помню. А тетрадочка осталась в гримерной. Я советую ей прочитать до половины, поставить точку, шикарно улыбнуться и уйти со сцены. Чтоб только не показать публике, что половину стихотворения Орлова забыла. Так она и поступила — действительно, половину стиха прочитала, мило улыбнулась и ушла. Я же так переволновался, что выхожу на сцену, читаю знаменитые стихи Пушкина — и тоже путаю текст! А она за кулисами переживает. Надо понять ее человечность: “Гена, это я виновата, это я сорвала вам...”
Когда Марлен Дитрих приезжала в Советский Союз в середине 60-х годов, я был на ее первом концерте. И Орлова тоже. Ее сразу пригласили в администраторскую — она не любила пощипывание толпы. “Я не хочу, чтобы была трескотня”, — сказала она и вошла в зал, когда концерт уже начался. После концерта они встретились. У них состоялся разговор, но контакта, кажется, не получилось. Может быть, Любови Петровне не понравилось ее высокомерие? Может, какие-то высказывания о нашей стране... Они встречались затем во Франции. Любовь Петровна говорила мне, что Марлен Дитрих прислала ей в одном из писем стихи...
— Как они вам, Любовь Петровна?
— Вы знаете, Гена, неужели я когда-нибудь буду писать так, как Марлен Дитрих?
А та писала, что, когда умрет, ее тело выбросят на помойку...
Мне лично она говорила, что у нее не было ни одной пластической операции. Только “шелушение” кожи, которое она делала во Франции. А вот с руками у нее была трагедия. Суставы болели, стали увеличиваться, выглядели неэстетично. И она вынуждена была часто пользоваться перчатками. А Александров пустил шутку, что Любочка летает в Париж за перчатками. Некоторые поверили.

Анатолий АдоскинАНАТОЛИЙ АДОСКИН,
артист Театра им. Моссовета:
— Любовь Петровна была не театральной артисткой. Она была другой веры. Кино делается кадрами, кусками, короткими дублями на две-три минуты — редко больше. А в театре другое. Игра часами. Опыта у нее было недостаточно. Она всегда очень волновалась и всегда это возмещала огромным трудом, высоким ремеслом в хорошем смысле. Она очень много работала. Ей сильно помогала Ирина Вульф.
Были и забавные моменты. Я с ней играл несколько раз — в “Лиззи Маккей”, в “Сомов и другие”, в “Странная миссис Сэвидж”. Как-то вышел на сцену в синей рубашке вместо красной — и она забыла текст! Рефлекс!
Если Раневская никогда не играла одинаково, всегда была совершенно разная, то у Орловой все было сильно отработано, рисунок роли “вызубрен”. Это была еще и требовательность к себе. Она была высоким мастером. И театр понимала с такой точки зрения. Такой был у нее стиль.
При этом она была совершенно прелестная женщина. Ей было не так мало лет — и мы, молоденькие ребята, бегали и тайно заглядывали в гримерную через приоткрытую дверь — удивительная фигура, совершенно поразительная. Она всегда же занималась гимнастикой.
Ее обожали зрители. Как-то мы были на гастролях в Киеве. И в парке над Днепром она давала свой творческий вечер. Переполненный зал под открытым небом, сцена-раковина. После концерта за ней, как всегда, тянулся шлейф поклонников, коллег, журналистов. И вдруг вошла очень старая женщина, буквально развалюха. Ее сначала не пускали, она требовала, чтобы пустили. А Орлова стояла в окружении интересных джентльменов. И та закричала: “Любочка, ты разве не помнишь меня? Мы с тобой в одном классе учились!” Орлова чуть не упала.

наверх

Hosted by uCoz