ЛЮБОВЬ ОРЛОВА - мегазвезда советского Голливуда
Наталья Кишиневская 2007-н.в.
Copyright © 2007 Sally Morgan
"И если правда, что человек жив, пока о нем помнят, то она была, есть и будет - наша Орлова!" (с) - народная артистка СССР Ия Саввина
- Дмитрий Щеглов: Интимная жизнь Любови Орловой", стр. 1, стр.2, стр. 3
- Архив - "Моя жизнь не касается никого!"
- Пресса
Дмитрий Щеглов : "Интимная жизнь Любови Орловой "
«Совершенно секретно», 1997 год, № 1
С Александровым Орлова познакомилась в Музыкальном театре, которым руководил В.И. Немирович-Данченко. Она проработала уже почти семь лет и многое умела. Сказались и учеба в Московской консерватории по классу рояля (до 1919 года), и балетный техникум имени Луначарского, и, конечно, домашняя подготовка. В Любочке родители, как это часто бывает, видели осуществление своей несбывшейся мечты. И потому было решено, что дочь станет пианисткой.
Она стала актрисой. Синтетической актрисой: танцевала, пела, фехтовала и с равным успехом играла драматические роли – как раз то, что нужно было Александрову для его первого фильма.
В один из весенних вечеров Александров оказался за кулисами театра. «Я увидела золотоволосого голубоглазого бога и все было кончено», - ее собственное признание племяннице в редкие минуты откровенности (тогда еще существовало понятие «круг», и в этом кругу не было принято давать волю своим подлинным чувствам).
После «Веселых ребят» их с Александровым пригласили на прием в Кремль. Подвели к Сталину. Вождь пребывал в хорошем настроении и захотел сделать для актрисы что-нибудь приятное: просите, сказал, о чем угодно, прямо сейчас. И Орлова ответила, что хотела бы только одного: узнать хоть что-то о судьбе своего первого мужа – Андрея Гаспаровича Берзина. Александров стоял рядом. «Вас примут», - не6 то раздраженно, не то смешавшись, ответил Сталин.
Орлову приняли. Гебистский чин самого крупного калибра бфыл краток: «Любовь Петровна, все, что мы можем для вас сделать – это соединить вас с первым мужем. Хотите?»
Нет, Орлова не хотела на каторгу. Она обожала Александрова, любила свою профессию, она хотела работать. Главное ей удалось узнать: Андрей Берзин жив.
На знаменитые дачные попойки Сталина приглашали многих, в том числе «из сферы искусства». Говорили, что Иосиф Виссарионович на сон грядущий почтим каждый вечер ставил одну-две части из фильмов с Орловой. Но ни Любови Петровны, ни Александрова на этих ночных посиделках не было никогда. Хотя их приглашали и не раз. Собственно, звали ее, Орлову…
Надо было обладать железным характером и стопроцентным чувством «ситуации», чтобы пройти по этому лезвию, сохранив мужа и не потеряв себя. Тут не помогла бы даже ее слава.
Слава абсолютная, образцово-показательная.
В начале войны в осажденном немцами городе, из которого в панике бежали, расклеили гастрольные плакаты актрисы. Расчет верный – если Орлова с нами – бояться нечего. Орловой в городе не было, но панику удалось прекратить.
Мало кто сейчас знает, что отечественная психиатрия в сороковые годы обогатилась еще одной разновидностью шизофрении, ее так и назвали: «синдром Орловой». Появилось множество крашеных блондинок, утверждавших, что они – дочери знаменитой актрисы, бросавшихся к ней с криками: «Мама! Я знала! Мама!..» Некоторые (особо тяжелые случаи) уверяли, что они-то и есть настоящие Любови Орловы.
Довольно долго актрисе докучали две такие несчастные. Одна из них, одаренная музыкально, была еще и первоклассным имитатором. Звонила и одни в один голосом Любови Петровны выдавала в трубку монологи из всех ее ролей, потом начинала петь, хохотать – было это довольно жутко.
Много лет они снимали комнаты во Внукове и подкарауливали актрису на тропинках в лесу, устраивали «засады» в кустах. Прошмыгнуть незамеченной на дачу сестры или в свой дом было невозможно. Орлова доставала им лекарства, помогала деньгами…
Их дом в подмосковном Внукове называли домом двух любящих сердец. Нона Юрьевна вспоминает:
- Там и окошки были в форме сердец. Дом строился по эскизам самого Григория Васильевича. Помню, как входишь, справа – керамика Нади Леже, с ней они дружили. А у камина – коврик, подаренный Пикассо. Только Александров выходил из комнаты, Любочка брезгливо так пинала коврик ногой: «Терплю эту гадость только ради Гриши». Ненавидела весь этот кубизм-модернизм. А он хвастался ковриком тоже, только когда Любы не было рядом. Они очень чувствовали настроение друг друга…Она как-то сказала: «Я храню каждую Гришину записку, даже такие – «вернусь в шесть», «буду в восемь».
В пору «железного занавеса» каждый год ездили в Швейцарию на день рождения Чаплина.
Идем как-то с ней по Внукову после дождя. Они как раз только что вернулись из поездки. Любочка в очень строгом костюме, на голове шляпка с белой лентой, прыгает через лужи. А я надоедаю ей вопросами про Чаплина. И она почти раздраженно так говорит: «Ну что Чаплин, Чаплин! Каждый год туда езжу, чтобы посмотреть, как одета его жена, а она опять в своем беременном платье Поездка прошла совершенно впустую» Жена Чаплина в те годы рожала беспрестанно.
Ездили они в то время очень много. Правительство знало, кого выпускать: владевшая тремя языками, безупречно стильная Орлова в сопровождении своего золотоволосого спутника была одинаково органична и на светских раутах, и на встречах со зрителями, и в милой болтовне с Чаплинами, Триоле, Сартром.
Самая очаровательная актриса СССР в поездках этих покупала всевозможные дверные ручки, материю для обивки кресел, изящные вещицы для дома, которым она занималась самозабвенно. Сама обшивала кресла и стулья, развешивала занавеси. В их квартире на Тверской, в ее комнате, портьеры всегда были очень плотными и темными: всю жизнь Орлова мучилась светобоязнью. И всю жизнь с великим трудом засыпала и плохо спала. Быть может, время (20-30-е годы) с его тревожными ночами превратило сон актрисы в мучительную процедуру…
Они были очень разные с Александровым.
Он – неутомимый рассказчик, легко зажигающийся, способный говорить часами. Любил вяческую экзотику, даже сына от первого брака назвал Дугласом в честь приезжавшего в Москву Дугласа Фербенкса. Но так как Дуглас – было уже слишком, сына назвали просто Васей.
Она – молчунья, очень собранная, никого никогда не обсуждала, ни о ком не рассказывала. Никаких сплетен, никаких выплесков. И только: «Нонночка, королева моя!» - о сестре, после болезни жившей безвылазно во Внукове.
Нона Петровна тяжело болела: астма. Орлова доставала лекарства, привозила врачей. Потом один старый профессор сказал ей, что сестре надо жить в деревне, иметь корову, самой доить, ухаживать, чистить хлев, дышать всем этим воздухом – тогда есть надежда вылечиться.
Хлев, корова – частная собственность, на которую по тем временам требовалось специальное разрешение. Народной артистке СССР, лауреату Сталинских премий Л.П. Орловой в виде исключения такое разрешение дали. Соорудили пристройку, в которой и поселилась Дочка – невероятно ласковое, сговорчивое существо, под стать золотому характеру Ноны Петровны. Корм Дочке доставали через генштаб. В целом корова чувствовала себя совсем недурно во внуковском заповеднике.
«Дочка, иди ко мне на руки», - говорила Нона Петровна, и Дочка, вздыхая и улыбаясь во весь рот, «шла на руки» - прижималась замшевой щекой к хозяйке, благодарно и радостно.
Сестра быстро овладела ремеслом коровницы. Астма через полгода де1ствительно прошла. А корова осталась. Прожила она долго и расставались с ней трудно – пришлось продать старушку куда-то на ферму, чтобы не видеть ее кончины..
А Нонна Петровна уже не выезжала из Внукова…
(окончание на следующей странице)
